Hard guitar riffs of Comrade Stalin. Жесткие риффы товарища Сталина.
Извините, конечно, друзья, но таки придется немножко вас шокировать мыслью, которая уже несколько дней не покидает меня. Прежде, чем я ее выдам, должен зайти со стороны, чтобы меня правильно поняли.
Был у меня небольшой опыт сочинения песен и игры на гитаре. Это было еще в 2001-2003 годах. Направление, в котором я извергал звуки из акустической гитары и что-то там напевал себе под нос, записывая песни на магнитофон, я назвал Herz Suicide Psycho Power Metal. Отправной точкой настроения была трагедия с российской К-141 "Курск". Отправной точкой стиля был альбом "The Cube" (Remastered 1998) от французской группы "SUPURATION" (SUP). Был тогда я горячим болельщиком "Локомотива" (Москва), "Боруссии" (Дортмунд) и, конечно же, "Байера" из Леверкузена во главе с восхитительным (сегодня это слово и производные от него очень в тренде у украинских и российских СМИ) Клаусом Топмёллером, регулярно покупая тогда украинский журнал "Футбол". Питался тогда, как и подобает "творцу", совсем-совсем не густо. В памяти мое любимое блюдо: овсяные хлопья, жаренные на сливочном масле с сахаром. И это изысканное блюдо я запивал китайским зеленым чаем, приходя в неописуемый восторг.
Музыку клал как на старые стихи, так и на специальные свежие, так сказать. В итоге, за 2,5 года я записал на кассеты около 7-10 альбомов. А если посчитать сами песни, то, наверное, таковых будет под 50 разных вещиц. Даже во Дворце Культуры выступить успел. Правда, я перед выходом на сцену напился слабо-алкогольных напитков, забыл слова в середине песни и вообще - не ту выбрал для исполнения, которую надо было. Я завыл песню про американского солдата, оставшегося во Вьетнаме навсегда. В общем, мой дебют на том конкурсе был чрезвычайно жутким, от которого аж мурашки при воспоминании. Однако, я запомнил, как тогда звучала гитара в моих руках из колонок по всему концертному залу в ДК: я успел прибалдеть и аж забыть слова собственной же песни. Какое же это гадкое чувство, ребята, ведь передо мной сидели не зрители, а, так сказать, конкуренты-конкурсанты с комиссией. И чего я не спел тогда одну из всего двух моих нормальных песен, которые можно напеть, оставаясь в глазах слушателей адекватным человеком, не знаю. Видимо, я, как "истинный" "металлист", специально пошел на сцену, чтобы надменно обоср***аться, тем самым презрительно обси***рая всех попсовиков вокруг :-) Типа того, наверное. Я же понимал, что играл весьма "тяжелые" вещи. Ладно, забыли.
Как бы то ни было, каким бы "кухонным" ни был мой музыкальный опыт, я смог за 2,5 года пройти всю эволюцию "тяжелой музыки". Поясню. На собственном опыте я узнал, почему и как у "тяжелых" групп может меняться текст, тембр, звучание, под-стиль, смысл, подача и так далее. И я знаю, ребята, когда заканчиваются слова. Они заканчиваются, когда начинается настоящая музыка. Та музыка, которую уже понимаешь без слов. В начале было Слово? И спорить не буду: мой первый альбом представлял из себя исключительно рычание, поделенное на несколько песен без музыки, а способом "а капелла". Затем, пальцы рук начали входить в первородную стихию звуков, скрывающихся в жестких и холодных струнах гитары. До гармоничных звуков и мелодии еще рано, потому что пальцы не покрылись мозолями в нужных местах, а под ногтями еще не выступили пурпурные дуги из отбитых капилляров. Тексты тоже еще не готовы. Вместо слов - едва слышное подвывание под нос в такт ударам по струнам не в характерном для акустической гитары "металлическом" стиле. Я записываю свой первый сингл без слов под названием "Курск".
Затем я записываю второй альбом: этот уже из четырех длинных композиций без слов. И одна из этих музыкальных зарисовок, развитая, раскрепощенная и облагороженная навыками игры на гитаре - ляжет в 2002 году в основу песни-марша под названием "Мало нас осталось, или Воины Добра" на стихи "Саги об Экскурсаторе", написанные мною при коротком пребывании в Днепропетровске в августе 2000 года. А если быть точнее, то 8 августа. Иными словами, как оказалось, всего за 4 дня до трагедии со 118 российскими героями-подводниками. Затем, я и начинаю проходить за 2 с половиной года всю эволюцию творчества многих "тяжелых" групп, которые начинают грубо, жестко и безапелляционно в своих гитарных риффах, обреченных текстах и отпугивающем тембре голоса - до мелодичных звуковых композиций, опустошенного текста и сдавшегося, но не подающего вида голоса, противного до невозможности, потому что он твой такой, как есть...
При выходе на пик "творчества", а это где-то вторая и третья из пяти условных частей песен в хронологическом порядке, получаются незабываемые по ощущениям и эффекту вещицы. Там искренность и трепет от ощущения собственноручного спаивания текста с музыкой. Там безумный кураж от способности источать до конца неполноценные, а значит, недосказанные и неразгаданные звуки и слова. Искренность чувств, только оперившихся способностью играть и только заручившихся вниманием разума, остается там физически, но донца витает в сознании, являясь строгим судьей всего последующего творчества и его палачом, в конце концов. И есть еще одна интересная деталь в творчестве музыкантов "тяжелых" направлений. Это - эксперимент. Экспериментальным может быть один или парочка альбомов. О, я помню свой экспериментальный альбом и как я его записывал при помощи кучи магнитофонов. Экспериментальный альбом - это черта, после которой три пути: возвращение в прежний стиль, превращение эксперимента в новый стиль, путь вперед в неизвестность. Конечно, я по умолчанию выбрал последний, потому что у меня "кухонный метал", закрытый для массового слушателя.
Я продолжил играть по течению чувств и ощущений. И начал ускоренно вырождаться, как "тяжелый" музыкант-любитель. И хоть я стал играть для себя так, как и не мечтал научиться до этого, но все слова уже были сказаны. Гитара стала отягощать сознание. Летом 2003 года я разбиваю гитару, но руки не успевают заскучать по изгибу гитары, как я встречаю гораздо более приятный изгиб распрекрасной миледи, которая вернула меня в реальность и напомнила, что я мужчина, в первую очередь.
Так вот, возвращаясь к началу сообщения, хочу заметить одну особенность: песни в голове стоят на очереди. И нужно записать песню, стоящую на выходе, даже понимая, что следующая будет лучше. Но эту, которая стоит первой в очереди, обязательно нужно оживить и достать из себя. Иначе, она будет сдерживать и смешивать все остальные. Таков закон распространяется и на рисунки, картины. Нужно написать рисунок, пусть технический, пусть немногословный, пусть не откровение, но он должен быть написан на выходе, потому что другие не смогут сформироваться в сознании по причине ограничений в пространстве из-за не выданного на-гора, но стоящего на очереди рисунка. Пусть и посредственного, пусть лишь даже для разминания кисти руки или знакомства с карандашами, ручками или красками. Но какой-то знак просится наружу. Значит, нужно его высвободить, чтобы восстановить равновесие и освободить привычное русло протекания мыслей. Что я сейчас и сделаю под недоумевающую мимику моих случайных читателей, выдержавших самое нудное и распространенное вступление перед несколькими строчками по сути.
Несколько дней, как в моей голове крутятся мысли о Сталине. Товарищ Сталин просит замолвить словечко. И я не могу отказать ему в этом, чтобы освободиться от этих мыслей и повернутися, нарештi до сьогодення.
Похоже, Сталин обернулся контрреволюционером, методы которого, возможно, были не менее инфернальными, чем методы революционеров. Но как еще можно было свергнуть "истинных революционеров" Троцкого и его команды, готовивших "пожар Мировой революции" на головешках России? И вся эта народная трагедия, сконцентрированная в огромном количестве на таком коротком отрезке времени - это, возможно, и есть страшнейшее явление, когда революция встречается с контрреволюцией на одной и той же территории. Россия уже была в чужих руках. Ее уже расчленяют, оперативно соображая Украину и Белоруссию. Все идет по плану. Война повсюду. Народ убивает сам себя, а внешние игроки и интервенты играют на весах. Я до конца не осознаю весь ужас происходящего после октября 1917 года. Это ад, это невозможно, это апокалипсис, это невыносимо страшно, трагично и не поддается к восприятию адекватным сознанием. Страна обращается в нечто другое. Что дальше? Что уготовлено? Что после Конца Света? Что? Паровоз 1917 года набирает ход, вокруг потирают руки. Так что сделал Сталин, который, как говорят, только с 1944 года стал единоличным руководителем страны? Но нам не говорят. Нам молчат. Нас даже ругают за упоминание Сталина. На кого мы похожи? Кто тогда хороший? Тот им не нравится, другой им не нравится, третий тоже не нравится. Одним Горбачевым они довольны. Так, а народу с чем жить? С Бандерой и Шухевичем, которых даже соседи-поляки на дух не переносят? Чего же молчите? Вырвав Сталина из истории - вырвали историю, а не Сталина. Так и будете жить все поколения только тем, что заниматься очередным "развенчанием культа" очередного своего лидера, видимо. Но тогда возникает следующая мысль:
Украинизация и белорусизация - это и есть самый настоящий сепаратизм, помноженный на насилие. Поражения всему виной. Мы проигрывали и проигрывали. Мы проигрывали, будучи проигравшими. Нас "прокачивали" и снова ввергали в войну, используя по усмотрению и обстоятельствам. Для нас выращивали врагов и сталкивали с ними. А выигрывали всегда третьи. Будучи давно не свободными и не раз побежденными, для нас снова доставали старые военные шинели со знаками отличия, различия и прочим принтом, который должен был, якобы, вернуть нам самосознание.
Но я смотрю на Белоруссию, я смотрю на Украину... Где победы? Какие победы, если русские разделены и обозваны гражданами "братских" и "не таких уже и братских" государств?
3 ноября 2016 года
ЛНР/LPR
Divine Excurstor
Был у меня небольшой опыт сочинения песен и игры на гитаре. Это было еще в 2001-2003 годах. Направление, в котором я извергал звуки из акустической гитары и что-то там напевал себе под нос, записывая песни на магнитофон, я назвал Herz Suicide Psycho Power Metal. Отправной точкой настроения была трагедия с российской К-141 "Курск". Отправной точкой стиля был альбом "The Cube" (Remastered 1998) от французской группы "SUPURATION" (SUP). Был тогда я горячим болельщиком "Локомотива" (Москва), "Боруссии" (Дортмунд) и, конечно же, "Байера" из Леверкузена во главе с восхитительным (сегодня это слово и производные от него очень в тренде у украинских и российских СМИ) Клаусом Топмёллером, регулярно покупая тогда украинский журнал "Футбол". Питался тогда, как и подобает "творцу", совсем-совсем не густо. В памяти мое любимое блюдо: овсяные хлопья, жаренные на сливочном масле с сахаром. И это изысканное блюдо я запивал китайским зеленым чаем, приходя в неописуемый восторг.
Музыку клал как на старые стихи, так и на специальные свежие, так сказать. В итоге, за 2,5 года я записал на кассеты около 7-10 альбомов. А если посчитать сами песни, то, наверное, таковых будет под 50 разных вещиц. Даже во Дворце Культуры выступить успел. Правда, я перед выходом на сцену напился слабо-алкогольных напитков, забыл слова в середине песни и вообще - не ту выбрал для исполнения, которую надо было. Я завыл песню про американского солдата, оставшегося во Вьетнаме навсегда. В общем, мой дебют на том конкурсе был чрезвычайно жутким, от которого аж мурашки при воспоминании. Однако, я запомнил, как тогда звучала гитара в моих руках из колонок по всему концертному залу в ДК: я успел прибалдеть и аж забыть слова собственной же песни. Какое же это гадкое чувство, ребята, ведь передо мной сидели не зрители, а, так сказать, конкуренты-конкурсанты с комиссией. И чего я не спел тогда одну из всего двух моих нормальных песен, которые можно напеть, оставаясь в глазах слушателей адекватным человеком, не знаю. Видимо, я, как "истинный" "металлист", специально пошел на сцену, чтобы надменно обоср***аться, тем самым презрительно обси***рая всех попсовиков вокруг :-) Типа того, наверное. Я же понимал, что играл весьма "тяжелые" вещи. Ладно, забыли.
Как бы то ни было, каким бы "кухонным" ни был мой музыкальный опыт, я смог за 2,5 года пройти всю эволюцию "тяжелой музыки". Поясню. На собственном опыте я узнал, почему и как у "тяжелых" групп может меняться текст, тембр, звучание, под-стиль, смысл, подача и так далее. И я знаю, ребята, когда заканчиваются слова. Они заканчиваются, когда начинается настоящая музыка. Та музыка, которую уже понимаешь без слов. В начале было Слово? И спорить не буду: мой первый альбом представлял из себя исключительно рычание, поделенное на несколько песен без музыки, а способом "а капелла". Затем, пальцы рук начали входить в первородную стихию звуков, скрывающихся в жестких и холодных струнах гитары. До гармоничных звуков и мелодии еще рано, потому что пальцы не покрылись мозолями в нужных местах, а под ногтями еще не выступили пурпурные дуги из отбитых капилляров. Тексты тоже еще не готовы. Вместо слов - едва слышное подвывание под нос в такт ударам по струнам не в характерном для акустической гитары "металлическом" стиле. Я записываю свой первый сингл без слов под названием "Курск".
Затем я записываю второй альбом: этот уже из четырех длинных композиций без слов. И одна из этих музыкальных зарисовок, развитая, раскрепощенная и облагороженная навыками игры на гитаре - ляжет в 2002 году в основу песни-марша под названием "Мало нас осталось, или Воины Добра" на стихи "Саги об Экскурсаторе", написанные мною при коротком пребывании в Днепропетровске в августе 2000 года. А если быть точнее, то 8 августа. Иными словами, как оказалось, всего за 4 дня до трагедии со 118 российскими героями-подводниками. Затем, я и начинаю проходить за 2 с половиной года всю эволюцию творчества многих "тяжелых" групп, которые начинают грубо, жестко и безапелляционно в своих гитарных риффах, обреченных текстах и отпугивающем тембре голоса - до мелодичных звуковых композиций, опустошенного текста и сдавшегося, но не подающего вида голоса, противного до невозможности, потому что он твой такой, как есть...
При выходе на пик "творчества", а это где-то вторая и третья из пяти условных частей песен в хронологическом порядке, получаются незабываемые по ощущениям и эффекту вещицы. Там искренность и трепет от ощущения собственноручного спаивания текста с музыкой. Там безумный кураж от способности источать до конца неполноценные, а значит, недосказанные и неразгаданные звуки и слова. Искренность чувств, только оперившихся способностью играть и только заручившихся вниманием разума, остается там физически, но донца витает в сознании, являясь строгим судьей всего последующего творчества и его палачом, в конце концов. И есть еще одна интересная деталь в творчестве музыкантов "тяжелых" направлений. Это - эксперимент. Экспериментальным может быть один или парочка альбомов. О, я помню свой экспериментальный альбом и как я его записывал при помощи кучи магнитофонов. Экспериментальный альбом - это черта, после которой три пути: возвращение в прежний стиль, превращение эксперимента в новый стиль, путь вперед в неизвестность. Конечно, я по умолчанию выбрал последний, потому что у меня "кухонный метал", закрытый для массового слушателя.
Я продолжил играть по течению чувств и ощущений. И начал ускоренно вырождаться, как "тяжелый" музыкант-любитель. И хоть я стал играть для себя так, как и не мечтал научиться до этого, но все слова уже были сказаны. Гитара стала отягощать сознание. Летом 2003 года я разбиваю гитару, но руки не успевают заскучать по изгибу гитары, как я встречаю гораздо более приятный изгиб распрекрасной миледи, которая вернула меня в реальность и напомнила, что я мужчина, в первую очередь.
Так вот, возвращаясь к началу сообщения, хочу заметить одну особенность: песни в голове стоят на очереди. И нужно записать песню, стоящую на выходе, даже понимая, что следующая будет лучше. Но эту, которая стоит первой в очереди, обязательно нужно оживить и достать из себя. Иначе, она будет сдерживать и смешивать все остальные. Таков закон распространяется и на рисунки, картины. Нужно написать рисунок, пусть технический, пусть немногословный, пусть не откровение, но он должен быть написан на выходе, потому что другие не смогут сформироваться в сознании по причине ограничений в пространстве из-за не выданного на-гора, но стоящего на очереди рисунка. Пусть и посредственного, пусть лишь даже для разминания кисти руки или знакомства с карандашами, ручками или красками. Но какой-то знак просится наружу. Значит, нужно его высвободить, чтобы восстановить равновесие и освободить привычное русло протекания мыслей. Что я сейчас и сделаю под недоумевающую мимику моих случайных читателей, выдержавших самое нудное и распространенное вступление перед несколькими строчками по сути.
Несколько дней, как в моей голове крутятся мысли о Сталине. Товарищ Сталин просит замолвить словечко. И я не могу отказать ему в этом, чтобы освободиться от этих мыслей и повернутися, нарештi до сьогодення.
Похоже, Сталин обернулся контрреволюционером, методы которого, возможно, были не менее инфернальными, чем методы революционеров. Но как еще можно было свергнуть "истинных революционеров" Троцкого и его команды, готовивших "пожар Мировой революции" на головешках России? И вся эта народная трагедия, сконцентрированная в огромном количестве на таком коротком отрезке времени - это, возможно, и есть страшнейшее явление, когда революция встречается с контрреволюцией на одной и той же территории. Россия уже была в чужих руках. Ее уже расчленяют, оперативно соображая Украину и Белоруссию. Все идет по плану. Война повсюду. Народ убивает сам себя, а внешние игроки и интервенты играют на весах. Я до конца не осознаю весь ужас происходящего после октября 1917 года. Это ад, это невозможно, это апокалипсис, это невыносимо страшно, трагично и не поддается к восприятию адекватным сознанием. Страна обращается в нечто другое. Что дальше? Что уготовлено? Что после Конца Света? Что? Паровоз 1917 года набирает ход, вокруг потирают руки. Так что сделал Сталин, который, как говорят, только с 1944 года стал единоличным руководителем страны? Но нам не говорят. Нам молчат. Нас даже ругают за упоминание Сталина. На кого мы похожи? Кто тогда хороший? Тот им не нравится, другой им не нравится, третий тоже не нравится. Одним Горбачевым они довольны. Так, а народу с чем жить? С Бандерой и Шухевичем, которых даже соседи-поляки на дух не переносят? Чего же молчите? Вырвав Сталина из истории - вырвали историю, а не Сталина. Так и будете жить все поколения только тем, что заниматься очередным "развенчанием культа" очередного своего лидера, видимо. Но тогда возникает следующая мысль:
Украинизация и белорусизация - это и есть самый настоящий сепаратизм, помноженный на насилие. Поражения всему виной. Мы проигрывали и проигрывали. Мы проигрывали, будучи проигравшими. Нас "прокачивали" и снова ввергали в войну, используя по усмотрению и обстоятельствам. Для нас выращивали врагов и сталкивали с ними. А выигрывали всегда третьи. Будучи давно не свободными и не раз побежденными, для нас снова доставали старые военные шинели со знаками отличия, различия и прочим принтом, который должен был, якобы, вернуть нам самосознание.
Но я смотрю на Белоруссию, я смотрю на Украину... Где победы? Какие победы, если русские разделены и обозваны гражданами "братских" и "не таких уже и братских" государств?
3 ноября 2016 года
ЛНР/LPR
Divine Excurstor
Comments
Post a Comment